На высоком холме, аккурат напротив прихода маленького польского города, строится, на посильные пожертвования верующих, статуя Христа Царя. Кажется, единственная цель строительства в том, чтобы Христос Царь был выше (произносится с торжествующей интонацией), чем Христос Искупитель в Рио-де-Жанейро. При этом никто из прихожан никогда не выбирался ни в Бразилию, ни куда бы то ни было ещё. И, пожалуй, о какой статуе идёт речь, прихожане тоже знают плохо, но деньги исправно отдают. Эта безумная стройка явно отсылает к библейскому сюжету о возведении Вавилонской башни. Статуя, в отличие от башни, достроена, но не вызывает ни страха, ни ужаса, ни восторга.Яцек, молодой и очень красивый юноша, живёт в этой самой польской глубинке, радуется жизни, посмеивается над предрассудками стареющей родни, слушает тяжёлый рок и готовится к свадьбе с любимой девушкой. Кажется, работая на стройке, он воссоздаёт лицо каменного Бога (а не наоборот) по своему образу и подобию, настолько они похожи. Шумовская, сближая эти образы, дразнит зрителя как бы случайными сценами: по ходу фильма, как на фотоплёнке, проявляются неожиданные цитаты из Священной истории. Во время семейного ужина кто-то плескает в Яцека водой, и он аккуратно обеими руками прикладывает к лицу угол белой скатерти, повторяя сцену про Лик на убрусе. Время действия фильма — некий годичный цикл, берущий начало в рождественское утро, когда Яцек с братом, как и обычно, едут на ферму кормить скот. Телёнок — традиционный образ христианской иконографии, который в определённом контексте наделяет образ символическим значением (вспомнить хотя бы знаменитую «Витебскую серию» Шагала).
Сюжетная линия и образ Яцека — своего рода апокриф о втором пришествии. Но в Откровении Иоанна Богослова сказано, что придёт Антихрист в образе Христа. Яцек выживает после падения с большой высоты во время стройки, но лицо повреждается настолько, что его приходится буквально сшивать по кусочкам. В городок возвращается воскресший «Христос», только с изуродованным лицом. Каждый спешит сказать, что узнать его невозможно, мать на исповеди признаётся пастору: «Я не знаю, мой ли это сын...» Трафарет не совпадает с реальной картинкой, и наступает сомнение, а затем — Апокалипсис: любимая девушка становится проституткой, умирает единственный свидетель того, что «всё как прежде», отец Яцека, мать перестаёт узнавать сына, круговорот завершён, приближается зима, и неизвестно, закончится ли она. Но что это за вера, когда единственный путь — сличать трафареты, такой ненадёжный, недолговечный признак? В конце концов, герои Шумовской слишком глубоко погрязли в предрассудках и невежестве, чтобы даже попытаться узнать истину в лицо. Голова Христа Царя, которую никак не могут поставить на место, и лицо Яцека, странные игры детей с окровавленной головой свиньи — количество параллельных образов делает эту метафору по крайней мере заметной на общем фоне, чего каждый раз добивается Шумовская.
И статуя, и новое лицо Яцека созданы руками человека. Ни то, ни другое не укладывается ни в эстетические рамки (они безобразны), ни разумные — ни то, ни другое не находит себе достойного применения. И если глупая идея строительства вызвана всего лишь человеческой алчностью и безрассудством, то превращение человека в безхозную вещь — это уже вопрос нравственности, а точнее безнравственности. И то, и другое — фиаско самонадеянности, вызывающее только удивление. Созданное человеком лицо не способно ни говорить, ни выражать эмоции. Окружающие каждый раз недоумевают: «Яцек, ты улыбаешься сейчас?» Матери кажется, что он похож на маньяка, а для деревенских детей он страшилка по имени Морда. В этой связи и чудо второго рождения выглядит весьма сомнительным. И уж полная фантасмагория — повёрнутая в «правильную» сторону голова статуи Христа. Ведь очень важно, куда он смотрит.
Если главная черта русской культуры — стремление через метафору создать образ Вселенной, то европейское кино использует ассоциативный ряд цитат-образов для постмодернистской игры. Правила игры просты — образы составляют пары, связь внутри которых нужно угадать, — и сюжетный материал «Лица» для неё прекрасно подходит. Это маленькая история о маленьком мире невежества и оргии тел, где Бог если и живёт, то только по углам. Точно не внутри полой статуи Спасителя, во мрак которой, неловко оступаясь, проваливается несчастный Яцек. О мире, где слишком много тела, так много, что для духа не остаётся места. Этот мир жесток, безрассуден, легкомыслен или глуп, чтобы выдавать нелепую каменную дылду за объект поклонения, а счастливца превращать в одинокую морду без человеческого лица? Абсурдные ситуации в драматическом искусстве хороший способ, чтобы испытать мир. Жаль, что он ещё ни разу не прошёл проверку.